Адвокат дьяволов
Веселая, увлекательная книга талантливого, разбитного, общительного и приветливого русского человека, получающего удовольствие от друзей и врагов, встреченных в жизни.
Хулиган, поэт, меломан, адвокат и, как мальчик, влюблен в своих плохих друзей – «дьяволов»
Я предполагал, что это небольшая книга будет у Беляка, а оказалось, получилась огромная книжища.
Целая энциклопедия русской жизни.
Прочитав ее от предисловия до эпилога, я даже устал.
К тому же первая треть книги, где я активно присутствую действующим лицом, опрокинула меня в мое тюремное и послетюремное прошлое, и мне сделалось нервно до невозможности.
Сменяющиеся ощущения, знаете, атаковали меня, и я пережил все это вновь.
И трагическое последнее свидание в тюрьме Лефортово с моей покойной женой, Наташей Медведевой…
И встречу с матерью после выхода из тюрьмы (спасибо Сергею, что ее тогда привез) в Белгороде.
И вроде бы веселые, но и страшные дни в Лефортово во время следствия, целых пятнадцать месяцев следствия.
Хорош получился у Беляка Жириновский.
Широкой публике он известен в образе большей частью разъяренного политического артиста, а Беляк представил его вполне мягким, а то и по-отечески заботливым буржуазным дядькой. Вполне верным другом своих друзей.
И Андрей Климентьев в книге хорош и самобытен, и поган Борис Немцов.
И вообще убедителен многоголосый хор милицейских генералов, следователей, прокуроров, криминальных авторитетов, испуганных бизнесменов, женщин разнообразного поведения.
В результате получился такой коллективный портрет русского народа.
Мощного, жестокого и наивного, легкомысленного и подозрительного, усердно путешествующего то в тюрьму, то с сумой. Нашего с вами народа, другого нет.
Сам Беляк выясняется нам из книги, проступает сквозь ее страницы, как водяной знак на пятитысячной банкноте.
Хулиган, поэт, меломан, адвокат, а более всего, как мальчик, влюбленный в своих плохих друзей, «дьяволов», и гордящийся ими.
Веселая, увлекательная книга талантливого, разбитного, общительного и приветливого русского человека, получающего удовольствие от друзей и врагов, встреченных в жизни.
В этом смысле он действительно сибарит, или bonvivant, как говорят французы.
Веселая книга, говорю я, а веселых книг мало.
Никакой книжки я писать не собирался.
Зиму 2012/13 года я проводил в Испании, на обезлюдевшем побережье Средиземного моря, и от безделья, в самом начале февраля, написал короткий рассказ об Эдуарде Лимонове. А точнее, о том, как судьба странным образом свела меня с ним в 90-х годах уже прошлого, ХХ века.
Я написал этот рассказ в пляжном кафе и тут же разместил его на своей страничке в Фейсбуке, сопроводив подзаголовком: «К юбилею Лимонова».
На следующий день я написал еще один рассказ о наших с ним приключениях (преимущественно веселых, которые между тем происходили в то время, когда он сидел в Лефортовской тюрьме). А еще через день – третий. Эти рассказы также появились в Фейсбуке.
И тут ко мне обратился основатель популярного в России интернет-портала «АПН Северо-Запад» Андрей Дмитриев, который предложил, если я продолжу и дальше писать подобные рассказы, пересылать их ему для публикации на портале АПН, где гораздо большая читательская ауди тория.
Да и как не продолжить, если и сам Лимонов (обычно равнодушно относящийся к литературному творчеству своих современников и с неохотой читающий их творения) вдруг проявил живой интерес к моим литературным опытам?!
«Приветствую тебя, Сергей! – написал он мне в те дни. – С удовольствием читаю твои мемуары саратовского дела. Интересно. И Аксенов читает, и все парни. Все говорят: «Вот Беляк бы книгу написал!» (Вчера собирались.) Пиши, нам интересно».
Мемуары? Нет, мемуары я писать не хотел. Во-первых, считал, что для этого еще не наступило время, а во-вторых, тот же Лимонов всю жизнь описывал фактически то, что с ним происходило, но мемуары ли это?… Вот и я, продолжив писать свои записки, думал, что все-таки пишу не мемуары ушедшего на покой и выжившего из ума адвоката, но что-то другое. Тем более что на покой я не уходил, из ума, как полагаю, еще не выжил, а зиму в Испании проводил по давней сибаритской привычке уезжать из холодной, гриппозной московской зимы куда-нибудь на юг – к Индийскому океану или Средиземному морю.
Постепенно круг действующих лиц моих записок все более и более расширялся, как и расширялась география событий, которые я описывал.
В итоге получился калейдоскоп, похожий на тот, каким играют дети. Вы, наверное, видели такую трубочку с цветными стеклами внутри, при вращении которой стекляшки складываются в причудливые узоры? Здесь же в сюрреалистические узоры складывались лица, имена, слова и фигуры множества самых разных людей! И все это происходило на постоянно меняющемся цветовом фоне нашей страны: пурпурно-красном, белом, красно-коричневом, желтом, черном, голубом. Причем узоры складывались сами собой! Я вытаскивал из памяти события одно за другим без всякого плана: они цеплялись друг за друга, и мне оставалось только успевать донести их без потерь до клавиатуры смартфона или ноутбука.
Сейчас пишу эти строки в одном из московских ночных клубов в паузе выступления Алексея Козлова и Вячеслава Горского, которые исполняют джазовые импровизации на темы песен Джона Леннона. И имя этого человека тоже не раз упоминалось в моих записках.
Вот такая круговерть!
Ну, ладно, снова начинает звучать музыка, а значит, мне пора закругляться. Книжка написана, и тут уже пояснения ни к чему. А меня ждет хорошая музыка, хорошие люди и хорошая сигара с бокалом виски.
Хорошо, когда хорошо!
Озарения Лимонова, или Божий промысел
Когда летом 2002 года Следственное управление ФСБ России завершило расследование уголовного дела в отношении Эдуарда Савенко (Лимонова) и пяти его однопартийцев, обвиненных сразу по четырем статьям УК, а Генеральная прокуратура РФ решила направить это дело для рассмотрения из Москвы в Саратовский областной суд, мы (защита и обвиняемые) инстинктивно выступили против.
Нам казалось, что лучше было бы, если бы данное дело рассматривал все же Московский городской суд.
Мы полагали (и не без основания), что Генеральная прокуратура делает это специально. Во-первых, чтобы отправить громкое дело подальше от Москвы и столичной прессы (а в тот период в России, когда Владимир Путин правил всего второй год, а премьер-министром еще был Михаил Касьянов, существовала реальная свобода печати и множество независимых СМИ, включая и телевидение). А во-вторых, чтобы лишить обвиняемых помощи их московских защитников, которые вряд ли бы (по разумению прокуроров и чекистов) решились уехать из Москвы в далекий провинциальный Саратов для участия в непрерывном процессе, обещавшем быть очень долгим.
Почему в Саратов? Потому, что именно там, в начале 2001 года, группа нацболов купила у… чекистов (выступавших под видом членов местного отделения баркашовского «Русского национального единства») шесть ржавых автоматов Калашникова и около сотни патронов к ним.
Фактически, эта «контрольная закупка» была обычной чекистской провокацией, которая в материалах уголовного дела гордо именовалась «спецоперацией». (Одновременно чекисты подбирались с подобными предложениями к нацболам и через их брянскую организацию, но там провокаторов раскусили и разумно послали куда подальше, а вот в Саратове провокация удалась.)
Учитывая все эти обстоятельства, Генеральная прокуратура и решила, что лучше всего будет направить дело для рассмотрения в Саратов.
А мы попытались такое решение оспорить в Верховном суде РФ, упирая на то, что покупка оружия не является особо опасным преступлением, а все особо опасные преступления, которые инкриминируются нашим подзащитным (включая и терроризм), были, по мнению самого следствия, совершены обвиняемыми еще ранее, и совершены именно в Москве (где Лимонов писал свои статьи «с призывами к свержению государственного строя», где он постоянно встречался с членами Национал-большевистской партии и якобы «готовил террористические акции и создавал незаконные вооруженные формирования»).
Тем не менее Верховный суд встал в этом споре на сторону обвинения, и дело было направлено в Саратов, а вскоре туда же спецрейсом авиакомпании «Россия», под усиленной охраной спецназовцев ФСБ, были этапированы и шесть лефортовских узников: длинноволосый, бородатый 59-летний Лимонов и пятеро его молодых подельников, среди которых была и одна маленькая хрупкая девушка – Нина Силина.
Но еще до этого (как только стало известно нам намерение Генеральной прокуратуры и всплыло слово «Саратов») Эдуард, на свидании со мной в Лефортово, твердо заявил: «Это судьба!» И попросил не оставлять его, а непременно поехать вместе с ним в Саратов, чтобы там организовать защиту и его, и его товарищей.
«При чем тут судьба?» – возразил я, еще надеясь на Верховный суд. «Нет, это уже предрешено. Судьба…» – стоял на своем Лимонов.
И он рассказал о том, что в далеком не то 1968, не то 1969 году написал стихотворение, о котором вспомнил только теперь. Стихотворение так и называлось – «Саратов», хотя сам он никогда в этом городе не бывал. И в этом стихотворении пророчески говорилось о том, что его будут судить в том городе. Именно в Саратове будет суд над ним.
Нет, никакой обреченности ни в его голосе, ни на его лице в тот момент не было. Была лишь злая ухмылка и азартный блеск в глазах.
Прошедший снег над городом Саратов
Был бел и чуден, мокр и матов.
И покрывал он деревянные дома,
Вот в это время я сошел с ума…
Вот в это время с книгой испещренной
В снегах затерянный, самим собой польщенный,
Я зябко вянул. В книгу мысли дул.
Саратов город же взлетел-вспорхнул!
и белый снег не укрощен,
протест мельчайший запрещен.
И только вечером из чашки
пить будут водку замарашки
и сменят все рабочий свой костюм,
но не сменить им свой нехитрый ум.
И никогда их бедное устройство
не воспитает в них иное свойство
против сей жизни мрачной бунтовать,
чтобы никто не мог распределять
их труд и время их «свободное»,
их мало сбросит бремя то народное.
И я один на город весь Саратов
– так думал он – а снег все падал матов.
Я образ тот был вытерпеть не в силах,
Когда метель меня совсем знобила
и задувала в белое лицо.
Нет, не уйти туда – везде кольцо!
Умру я здесь, в Саратове, в итоге,
не помышляет здесь никто о Боге,
Ведь Бог велит пустить куда хочу,
Лишь как умру – тогда и полечу.
Меня народ сжимает – не уйдешь!
Народ! Народ! – я более хорош,
чем ты. И я на юге жить достоин!
Но держат все – старик, дурак и воин.
Все слабые за сильного держались
и никогда их пальцы не разжались…
и сильный был в Саратове замучен,
а после смерти тщательно изучен.
В то время, когда Лимонов, вспоминая, читал мне эти строки своего стихотворения, сидя на привинченном к полу стуле в следственном кабинете Лефортовской тюрьмы (где решетки на окне лукаво скрыты за цветной мозаикой стекол), ни он, ни я, конечно, не знали и не могли знать того, что будет с нами через год или два, где и как пройдет в действительности судебный процесс и чем он завершится.
Но в стихах говорилось о смерти. И это звучало ужасно. К тому же опять же этот Саратов. Мрачное пророчество, не предвещавшее ничего хорошего.
– У меня случаются озарения. Такое было не раз, – проговорил Эдуард. – А ты бывал в Саратове?
– Бывал, – ответил я подавленно. – Я там учился в институте. Случайно оказался. После армии…
– Ну, вот видишь, судьба! – снова ухмыльнулся Лимонов. – Значит, ты там уже все знаешь.
Меня это обстоятельство мало утешило. И уж совсем не хотелось снова оказаться в Саратове (о котором у меня еще со студенческой, голодной, советской поры сохранялись не самые лучшие воспоминания) ровно через двадцать лет!
Я действительно попал в Саратов случайно: не решался после службы в армии поступать в МГУ на юридический факультет, где был большой конкурс и еще всякие льготные квоты для представителей национальных советских республик, но хотел непременно учиться на дневном отделении. А в советские времена в Москве такой факультет был только один – в МГУ! И тогда я, по настоянию матери, которая нашла каких-то знакомых в Саратове, готовых меня приютить, и где был юридический институт с дневной формой обучения, поехал туда с четырьмя палками дефицитной копченой колбасы.
И вот складывалась ситуация, что теперь мне предстояло туда вернуться уже достаточно известным московским адвокатом да еще в качестве защитника Эдуарда Лимонова!
«Наверное, и в самом деле – судьба!» – подумал я. Но Лимонову тогда ничего не сказал, попробовав с помощью Верховного суда все-таки с судьбой побороться.
А когда мне это не удалось и я уже сел в поезд Москва– Саратов, чтобы съездить на разведку в Саратовский облсуд, чтобы познакомиться с судьями и определить порядок и сроки нашей предстоящей работы, то подумал вот о чем.
Если верить в пророческие озарения Лимонова, в мистику или в Божий промысел, то выходит следующее. Лимонов, мерзавец этакий, напророчил сам себе в стихах суд в Саратове. (Написанное пером не вырубишь топором!) На скрижалях его судьбы это все, следовательно, было записано. А раз так, то в суде у него должен быть и защитник. И значит, уже тогда, в 1968 году, когда я десятилетним пацаном беззаботно гонял с друзьями мяч в подмосковном дворе или украдкой слушал вечерами, как ребята постарше поют под гитару незамысловатые блатные песни о любви к дочери прокурора, на скрижалях и моей судьбы было начертано быть адвокатом у Лимонова в Саратове?!
К счастью, не все в жизни получилось так, как описал это Лимонов в своем стихотворении «Саратов».
Но тут на судьбу Эдуарда повлияло много факторов.
Я думаю, что в лужковской Москве в тот год или в Саратове двумя-тремя годами позже Лимонов получил бы те самые 14 лет лагерей, запрошенные прокурором. И суд бы его вряд ли оправдал по трем самым тяжким обвинениям.
Но это произошло! Время, люди и сам город вмешались в ход судьбы и изменили ее предначертания.
Сотни свидетелей приезжали в Саратов со всех концов России и даже из-за рубежа, чтобы выступить в защиту Эдуарда; сотни журналистов по всему миру освещали этот процесс; губернатор Саратова Дмитрий Аяцков публично заявил (тогда такое было в России еще возможно!), что он не допустит, чтобы Саратов стал «символом тюрьмы и смерти писателя» Лимонова, «которому кто-то пытается залить в горло свинец»; суд под председательством судьи Владимира Матросова оправдал Лимонова и всех подсудимых по обвинению в терроризме, создании незаконных вооруженных формирований и в призывах к свержению государственного строя в России, а также вынес два частных определения за плохую работу и нарушение законов в ходе следствия в адрес генерального прокурора РФ и директора ФСБ!
Надеюсь, свою лепту во все это внес и я. Согласно предначертаниям судьбы.
Это если, конечно, верить в мистику, в лимоновские озарения или в Божий промысел.
Книги из тюрьмы
Находясь в заключении с 2001 по 2003 год, Лимонов написал и опубликовал шесть книг так называемого «тюремного цикла». Практически в каждой из них он прямо (подробно) или косвенно (кратко, мимолетом) рассказывал о тюремной жизни и тех людях, с кем ему довелось там познакомиться. Седьмую книгу, «Торжество метафизики», из этого цикла о пребывании в лагере ИТК-13 (красной, образцово-показательной зоне общего режима под городом Энгельсом Саратовской области, которая в прошлом году неожиданно «прославилась» на всю страну жестоким обращением с заключенными) Лимонов написал и издал, уже выйдя на свободу.
В следственном изоляторе ФСБ России Лефортово (именуемом Лимоновым Лефортовским замком) он написал пять из них («Священные монстры», «Книга воды», «В плену у мертвецов», «Другая Россия» и «Контрольный выстрел»).
Книга «По тюрьмам» была написана Лимоновым уже в Саратове – в знаменитом третьем корпусе («третьяке», где содержатся наиболее опасные преступники) печально знаменитой Саратовской тюрьмы (Саратовского централа), где сидел и умер видный советский ученый-генетик Н. Вавилов.
Впрочем, и в Лефортово, и в Саратовской тюрьме за последние двести лет пересидело и погибло очень много известных людей…
К счастью, Лимонов остался жив и даже увековечил в книгах эти места своего пребывания.
В Лефортово в 2001 году он получил разрешение от начальника тюрьмы заниматься литературной работой в соседней пустой камере, где бы ему никто не мешал. Зрение у Лимонова неважное, поэтому начальник (таких начальников уж нет! да и СИЗО «Лефортово» теперь не является изолятором ФСБ, а принадлежит Минюсту) распорядился поставить ему туда настольную лампу. Такую, с зеленым плафоном, какими пользовались, наверное, еще следователи НКВД. И Лимонов времени не терял, писал. Тем более что на этапе предварительного следствия он отказался давать показания, и потому допросами и очными ставками его никто в Лефортово не донимал.
И как результат – пять книг, несколько статей для различных газет и журналов, включая открытые обращения к общественности и к Путину, опубликованные в печати.
Часто встречавшийся со мной в тот период в Лефортово адвокат Г. П. Падва, который приезжал туда для свиданий с кем-то из своих подзащитных, однажды, после очередной опубликованной статьи Лимонова или выхода в свет его новой «тюремной» книги, воскликнул:
– Сергей, зачем же вы так рискуете?! Ведь если вас здесь поймают с текстами Лимонова, то проблемы будут очень серьезные.
Умный, умудренный опытом мэтр понимал, что сами по себе статьи и рукописи книг Эдуарда в редакции и издательства из тюрьмы попасть не могут. Тут почта работает только в одном направлении – в тюрьму. Да и то все письма и посылки тщательно проверяются. Тем более в Лефортово! И вряд ли следователи, понимал Падва, разрешили обвиняемому в терроризме Лимонову спокойно пересылать на волю свои творения.
– А что делать? – развел руками я. – Он пишет, просит опубликовать. Да и деньги ему нужны. В партии-то денег нет. Потому вся надежда на книги. А скажешь следователю – отберут «для проверки», и в итоге рукопись окажется где-нибудь в архиве ФСБ. Лет через пятьдесят какие-нибудь исследователи, может быть, и получат отрывки. А книгу нужно, чтобы читали сейчас. Вот и приходится рисковать. А кто же еще ему поможет?…
Генрих Павлович знал Лимонова и сочувствовал ему. Он внимательно меня выслушал, покивал понимающе и, вздохнув, тихо произнес:
– И все же будьте осторожнее. Удивляюсь я вам.
Все эти годы Лимонов не рассказывал, как ему удавалось передавать на волю из тюрем рукописи своих книг и статей. Его спрашивали, а он отделывался общими фразами.
Я знаю, Эдуард не хотел своим признанием подвести в первую очередь меня. Но теперь, полагаю, это лишнее. Дела, как говорится, давно минувших дней. Да и тех, кто работал тогда в Лефортовском замке охранниками и отвечал за порядок, уже там нет, а ФСИН Минюста не несет ответственности за то, что творилось в Лефортово при ФСБ.
И все-таки я не буду делиться подробностями того, каким образом мне удавалось обвести вокруг пальца чекистов в Лефортово и вертухаев в Саратовском централе и выносить из тюрем рукописи Лимонова. Я лучше поделюсь этим опытом с коллегами, а вдруг он им когда-нибудь да пригодится. (Времена-то вон какие!)
Скажу лишь, что как-то раз меня действительно в Лефортово чуть было не застукали. Но выручила записка адвоката одного из обвиняемых по этому же делу, которую я принес показать Лимонову. После того как Эдуард ее прочел, я неосторожно ее порвал (а рвать было не нужно, так как за ходом свиданий всех подследственных с адвокатами в Лефортово наблюдают охранники с помощью скрытых видеокамер) и обрывки открыто сунул себе в карман.
После окончания свидания меня тут же взяли в оцепление бдительные чекисты, препроводили в отдельное помещение и предложили «добровольно выдать запрещенные к проносу и выносу из здания следственного изолятора предметы и вещи». «В противном случае, – заявили они мне, – вы будете подвергнуты обыску».
Подумав пару секунд, я добровольно выдал им обрывки той самой пустяковой записки. Чекисты были просто счастливы! И от идеи обыска отказались.
А в портфеле у меня в тот момент находились рукописи сразу двух книг Лимонова и несколько его статей, предназначенных для «Лимонки» и других газет…
Впоследствии, когда Эдуард уже вышел на свободу, он подарил мне те самые рукописи шести его книг, которые я столь рискованно и неосмотрительно для себя (тут коллега Падва, безусловно, прав) выносил из тюрем и помогал оперативно издавать.
Сейчас они за границей (нынче за границей куда лучше и спокойнее не только россиянам, но и рукописям). Недавно я их просматривал. И наткнулся на исправление, сделанное моей рукой в рукописи «Священных монстров»: «Джон Леннон: жук» было написано Лимоновым, но потом уже мною слово «жук» зачеркнуто и рядом сделана надпись «жучило» и поставлена моя роспись. В таком виде рукопись и попала в издательство, и именно так в итоге и было опубликовано в книге: «Джон Леннон: жучило».
И мне вспомнилось, как осенью 2001 года, сидя с Лимоновым в комнате для свиданий в Лефортовской тюрьме (когда уже рукопись «Священных монстров» была у меня дома), мы заговорили с ним о рок-музыке и любимых мною «Битлз» и Ленноне (о чем Эдуард знал). Я, как всегда, начал спорить с Лимоновым, защищая Джона Леннона как музыканта и артиста. Но вынужден был согласиться с тем, что Леннон всю жизнь жил в достатке, никогда не принадлежал к рабочему классу, а следовательно, называть его «героем рабочего класса» (по одной из его песен) было не совсем правильно.
Электронная книга: Сергей Беляк «Адвокат дьяволов»
Сергей Беляк – культовый персонаж российской действительности, известный московский адвокат; многолетний защитник лидера ЛДПР Владимира Жириновского; адвокат Эдуарда Лимонова, блестяще защищавший писателя от обвинений в терроризме и в создании незаконных вооруженных формирований; друг лучших отечественных рок-музыкантов. Его веселая и увлекательная книга – энциклопедия русской жизни, коллективный портрет новой России сначала позабавит, а потом заставит о многом задуматься.
Издательство: «Некрасова Тамара» (2014)
Другие книги схожей тематики:
См. также в других словарях:
Барби, Клаус — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Барби (значения). Клаус Барби, или, в более распространённом в русскоязычных источниках, но менее точном[1] варианте, Клаус Барбье[2][3][4] (нем. Klaus Barbie; 25 октября… … Википедия
Канчельскис, Андрей Антанасович — Андрей Канчельскис … Википедия
Канчельскис — Канчельскис, Андрей Антанасович Андрей Канчельскис … Википедия
Канчельскис, Андрей — Андрей Канчельскис Общая информация Полное имя Андрей Антанасович Канчельскис … Википедия
Канчельскис А. — Андрей Канчельскис Общая информация Полное имя Андрей Антанасович Канчельскис … Википедия
Канчельскис А. А. — Андрей Канчельскис Общая информация Полное имя Андрей Антанасович Канчельскис … Википедия
Канчельскис Андрей Антанасович — Андрей Канчельскис Общая информация Полное имя Андрей Антанасович Канчельскис … Википедия
Аршавин, Андрей Сергеевич — Андрей Аршавин … Википедия
Пак Чи Сон — Пак Чи Сон … Википедия
Адвокат дьяволов беляков
«Тень» Виктора Медведчука работает в интересах российских спецслужб.
На днях в Интернете началась «раскрутка» сугубо хозяйственного спора вокруг здания на Шота Руставели, 11 в Киеве. Здание площадью свыше 3 тысяч квадратных метров в самом центре столицы стало предметом обычной рейдерской атаки, каких сегодня много случается в Украине. Необычное у этой рейдерской акции одно: она сопровождается мощной PR-компанией, которая «привязывает» к атаке адвоката Юлии Тимошенко Сергея Власенко. Поскольку упорный защитник Ю. Тимошенко не имеет никакого бизнеса, зато имеет только одного врага — нынешнюю власть, мы заинтересовались происходящим.
Внешне суть конфликта проста. У собственников здания на Шота Руставели, 11 кто-то решил это здание отобрать. Для чего обратился к услугам ныне хорошо известного «адвоката Л. Кучмы» Виктора Петруненко. Который принялся активно восстанавливать попранные много-много лет назад права прежних собственников этого здания — «трудового коллектива». Для чего впервые в своей адвокатской практике, в нарушение писаных и неписаных правил адвокатской этики обратился к Генпрокурору с просьбой покарать своего коллегу по цеху — многострадального адвоката Ю. Тимошенко Сергея Власенко. Который-де и стоит за «рейдерским захватом» здания у прежних собственников. При этом никаких юридических доказательств не то что вины С. Власенко, но и его причастности к этом конфликту в обращении В. Петруненко не приводит.
Само по себе обращение адвоката к прокурору с просьбой завести уголовное дело на другого адвоката — поступок в адвокатской среде дичайший. Бездоказательное апеллирование к Генпрокурору — явление уникальное. Тем не менее, адвокат В. Петруненко на это пошел. Почему?
Ответ на этот вопрос нам дадут биография и практика В. Петруненко последних лет.
Виктор Григорьевич Петруненко родился 22 октября 1957 года. Окончил юридический факультет Киевского государственного университета им. Т. Шевченко. Работал на различных должностях в прокуратуре г. Киева и Генпрокуратуре, где сделал быструю не по годам карьеру. Функциональные обязанности на последней занимаемой прокурорской должности — надзор за соблюдением законности работниками правоохранительными органами (МВД, КГБ — «А»).
Здесь следует отметить, что занимая такую должность, В. Петруненко в обязательном порядке имел соответствующий допуск к гостайне, его кандидатура перед назначением на должность прошла всестороннюю проверку и согласование в КГБ УССР. В той самой организации, в которой с середины 70-х «трудился» однокурсник и близкий знакомый В. Петруненко — Виктор Медведчук. Связь с В. Медведчуком прослеживается и в дальнейшей карьере В. Петруненко.
В. Петруненко работал в прокуратуре г. Киева в то самое время, когда та «осуществляла надзор над законностью» в «следствии» над многими украинскими диссидентами и правозащитниками. Во второй половине 1970-х целая плеяда работников прокуратуры г. Киева сделала на этих процессах, инициированных и сфабрикованных КГБ УССР, успешную карьеру. С учетом того, что кандидатура В. Петруненко была впоследствии одобрена в КГБ при назначение «на надзор» за правоохранительными органами, можно предположить, что В. Петруненко так же принимал непосредственное участие в «диссидентских» делах. Впрочем, как и его сокурсник — адвокат В. Медведчук, «утопивший» в суде поэта Василя Стуса и литератора Юрия Литвиненко в угоду КГБ.
По роду занимаемой должности и своим функциональным обязанностям Виктор Петруненко не мог не знать лично многих фигурантов «банды оборотней» Игоря Гончарова, того же Алексея Пукача и прочих киевских «милицейских» банд «под прикрытием». Костяк которых — и это сегодня хорошо известно — составляли офицеры столичного главка УБОП, ранее скомпрометировавшие себя уголовными поступками, завербованными на компромате Комитетом госбезопасности УССР, позже внедренными в тот же УБОП и получившими протекцию в карьерном росте как в МВД, так и в СБУ уже независимой Украины.
Уголовные дела в отношении милиционеров, попавшихся на воровстве вещественных доказательств, разбое, грабеже, «бытовухе» и т.д. являлись прекрасным «крючком» для вербовки «перспективных» — с точки зрения КГБ — сотрудников милиции. Уголовные дела в отношении таких сотрудников «хоронились» на уровне прокуратуры, но оставались в архивах КГБ как гарантия управляемости завербованных агентов. И именно работникам милиции из числа таких агентов поручалось негласное наблюдение (слежка) и прочие специальные акции за теми же диссидентами в советское время. И не случайно те же самые агенты КГБ с милицейскими званиями фигурируют в огромном количестве резонансных убийств, похищений, загадочных смертей, выдаваемых за естественные, которые потрясали Украину с момента обретения ею независимости.
Исчезновение десятков бизнесменов и завладение их бизнесом конкурентами, убийства Вячеслава Чорновила и Виктора Кравченко, исчезновение журналиста Гии Гонгадзе и до устранения множества осведомленных в тайнах «пленочного скандала» людей — за всем этим стоят завербованные КГБ еще в СССР «оборотни» из милиции. Повторимся: многих из которых В. Петруненко не мог не знать лично в силу специфики занимаемой им должности.
В 1991 году, когда распался СССР, Украина обрела независимость, а Прокуратуру Украины возглавил демократ Виктор Шишкин, В. Петруненко оставил работу. В период с 1991 по 1994 год в биографии В. Петруненко — «белое пятно». Виктор Григорьевич «вынырнул» в 1994-м — 20 января он получил адвокатское свидетельство № 211 (решение Киевской городской квалификационно-дисциплинарной комиссии адвокатуры).
Обладание связями в прокуратуре и среди работников спецподразделений СБУ и МВД, которых раньше «опекал», помогали В. Петруненко успешно решать вопросы, связанные с адвокатской практикой, и не только. Специализируясь на праве криминальном — самом «неблагодарном» с точки зрения адвокатской общественности, В. Петруненко за клиентурой не гонялся и широкой общественности известен не был. Так как фактически являлся «адвокатом для своих» — узкого круга клиентов, очерченного годами работы в прокуратуре (вероятно — и в качестве агента КГБ) в советское время.
По-крупному Виктор Петруненко засветился в «деле Сацюка», партнера В. Медведчука. О перипетиях этого дела подробно писали СМИ. С тех пор в СМИ стал циркулировать миф о «чудо-адвокате», способного любого клиента «вытащить с того света». А в адвокатской среде столицы за В. Петруненко окончательно закрепилось прозвище «эфэсбэшник» — намек на связь со спецслужбами РФ.
Миф о пробивном адвокате содействовал внедрению Виктора Петруненко в защитники к экс-Президенту Леониду Кучме. Против которого Генпрокуратура снова возбудила уголовное дело, подозревая в причастности к убийству журналиста Гонгадзе.
Сегодня большинство экспертов и наблюдателей сходятся во мнении, что эта прокурорская «шняга» раскручивается теми же самыми лицами, которые стоят за организацией «кассетного скандала» — таким образом они мстят Л. Кучме, отказавшему в свое время Кремлю передать власть в стране ставленнику РФ в 2004-м году.
Помочь «своим людям» в ГПУ «засадить Кучму», для чего «выбить» защиту экс-Президента — чем не ход? Интересно, что к Л. Кучме В. Петруненко «подвели», вероятно, устранив из окружения второго президента Украины двух других адвокатов.
Хронология событий такова:
— 21 марта ГПУ возбудила дело против Кучмы по подозрению в причастности к убийству Гонгадзе;
30 марта ГПУ под надуманным предлогом отстранила адвоката Л. Кучмы Игоря Фомина.
В ночь с 10 на 11 апреля 2011 года скончался главный адвокат Л. Кучмы Михаил Киселевич.
Михаил Мефодиевич Киселевич
Причину озвучил лишь один человек — третий украинский адвокат экс-Президента Виктор Петруненко, приступивший к защите Кучмы буквально за несколько дней до этого: «Это случилось сегодня ночью. Наверное, инфаркт», — сказал он. По словам В. Петруненко, скоропостижная смерть М. Киселевича «никак не связна с защитой Кучмы по делу о его причастности к убийству журналиста Георгия Гонгадзе». Зачем было так быстро — еще до официальных результатов патологоанатомического исследования, официального медицинского заключения — «столбить» версию о естественной причине гибели коллеги — неизвестно. В то же самое время известно, что множество людей, вставших в Украине на пути спецслужб России, загадочно погибли или были убиты, в том числе и отравлены. А убийцы и заказчики этих убийств найдены так и не были.
И — конечно же, стечение обстоятельств: Виктор Петруненко по роду своей деятельности именно с такими людьми знаком еще со времен КГБ УССР. Поддерживает близкие контакты и сегодня.
Поэтому трудно назвать совпадением устранение от защиты Л. Кучмы двух адвокатов с практикой и именем, которое совпало по времени с назначением 3-м номером в защите экс-Президента Виктора Петруненко.
Конечно, личное дело Л. Кучмы подбирать себе адвокатов. Но заметим: никаких реальных подвижек в улучшении положения подследственного Л. Кучмы с момента гибели его адвоката М. Киселевича не наблюдается. И редчайший случай: никаких претензий к адвокату В. Петруненко нынешняя ГПУ не имеет.
Не имеет существенных претензий к ГПУ и сам адвокат:
Такая вот адвокатско-прокурорская идиллия.
Которая в лице адвоката Петруненко распространяется еще на строительный бизнес (столичное ООО «Шедевр»), рейдерство (захват здания на Шота Руставлели, 11), защиту отбросов общества типа Романа Ландика и т.д.
Все это многообразие бурной деятельности омрачают только семейные неурядицы. Как, например, ЧП с мордобоем, о чем свидетельствует рапорт дежурного по оперативной части Печерского райуправления милиции Киева Захарченко. 14 марта 2011 года — как раз в те дни, когда В. Петруненко стал адвокатом Л. Кучмы — в милицию пришло сообщение от врача Радванского о предоставлении им медпомощи гражданке Петруненко Татьяне Николаевне (ЖРЗПЗ № 2329 от 14.03.2011г., 18:50:00, Печерское РУ). Диагноз; ушибы левого и правого предплечья, гематомы, острая реакция на стресс, алкогольное опьянение. Телесные повреждения гражданка, по профессии — художница, получила, с ее же слов, в этот день, в 15.32 от мужа — Петруненко Виктора Григорьевича по месту жительства — доме №. по улице Суворова.
Но уже в тот же день проверка заявления привела к частому в таких случаях результату — «хулиганка» известного адвоката была замята, в возбуждении уголовного дела отказано с мотивировкой «отсутствие состава преступления» (ст.6 п.2 УПК, приказ № 1577).
Согласно данным интегрированной информационно-поисковой системы Министерства внутренних дел Украины (ИИПС «Армор»), Петруненко В.Г 14.03.2011г. совершил хулиганские действия, причинив телесные повреждения жене — Петруненко Т.М.
Как бы там ни было, бытовое насилие — еще одна характеристика ставшего известным адвоката. Чем не родственная душа для своего клиента — Романа Ландика.
Портрет В. Петруненко будет неполон, если не затронуть одну важную деталь — миф о сверхгонорарах этого адвоката сильно раздут. Приведенные одним из СМИ расценки — якобы, только «вхождение в дело» В. Петруненко начинается со 100 тысяч долларов США для его клиента — сумма надуманная. И не имеющая ничего общего с действительностью. Потому что у В. Петруненко нет «истории» успешных судебных процессов, где бы он выступал сильной самостоятельной фигурой. Всегда только «в подтанцовке» у сильных мира сего. И чаще всего — спецслужб. А в таких процессах и делах «соревновательность» — категория абстрактная.
Последний «рейдерский» скандал, где фигурирует В. Петруненко — того же свойства. Сегодня адвокат пытается забрать имущество у бывших собственников «МегаМакса» — 5-этажное здание в центре Киева. Поскольку рейдерская атака стала предметом гласности, В. Петруненко озвучил версию, что за противной стороной конфликта стоит действительно известный адвокат Сергей Власенко. Очевидно, расчет сделан на то, что власть и ГПУ, которой адвокат Ю. Тимошенко изрядно попортил крови, с удовольствием этим случаем воспользуется, чтобы образцово «привлечь» ненавистного им правозащитника.
Но у заявлений в ГПУ на Власенко, состряпанных помощниками Виктора Петруненко, есть и скрытый «российский интерес», который очень часто вылазит из всего, за что берется этот адвокат. А именно: пророссийские силы в ГПУ на основании «поганки» Петруненко имеют прекрасную возможность третировать С. Власенко и дальше. Озлобляя тем самым ЕС и США и усложняя запланированное на осень нынешнего года вступление Украины в ассоциацию с ЕС. Последнее — в интересах России.
Ввтягивание С. Власенко, который «ни сном, ни духом», в «рейдерский» конфликт — очевидный сценарий спецслужб РФ по дальнейшей дискредитации адвоката Тимошенко и компрометации ГПУ и Украины в целом. Неудивительно, что этим занимается В. Петруненко, давний знакомый В. Медведчука, адвокат В. Сацюка и И. Смешко.
В свете чего уже вопрос второго порядка, в интересах кого отбирается «золотая» столичная недвижимость.
Адвокат Беляков Николай Васильевич
Юридическая консультация [email protected]
Беляков Николай Васильевич
Номер в реестре адвокатов г. Москвы 77/6777
Член Ассоциации выпускников Саратовского юридического института (СЮИ) имени Д.И. Курского – Саратовской государственной академии права (СГАП).
Образование высшее: юридическое и экономическое:
1991г.: дневное отделение Саратовского ордена Знак почета юридического института им. Д.И. Курского (с 1992 года Саратовская государственная академия права); диплом с присвоением квалификации «Юрист» по специальности «Правоведение»;
1998г.: Всероссийский заочный финансово-экономический институт (ВЗФЭИ); диплом с присвоением квалификации «Экономист» по специальности «Бухгалтерский учет и аудит»;
2001г.: Московский государственный университет экономики, статистики и информатики (МЭСИ); диплом с присвоением квалификации «Экономист-менеджер» по специальности «Антикризисное управление».
Стаж работы по юридической специальности – более 20 лет
Datalife Engine Demo
Сергей Беляк — кyльтовый персонаж рoсcийской действительности, извеcтный мoсковcкий адвокат; многoлетний защитник лидера ЛДПР Владимира Жириновcкого; адвокaт Эдуарда Лимонова, блестяще защищавший писателя oт обвинений в тeрроризме и в создании незаконных воoруженныx образований; друг наилyчшиx отечеcтвенных рок-музыкантов. Его вeселая и интересная книга — энциклопедия pусcкой жизни, коллективный портрет новой России вначале позабавит, а потом зaстaвит о многом задуматься.
Наименoвание: Юрист демонов
Автор: Беляк Сергей
Издатeльствo: Цeнтрполигpаф
Год: 2014
Страниц: 460
Язык: Русский
Формат: rtf, fb2 / rar
Рaзмер: 11,85 Mb
История мэра Коняхина
История мэра Коняхина
Когда я приехал в 1998 году в небольшой шахтерский городок в Сибири Ленинск-Кузнецкий по делу его мэра Геннадия Коняхина, то первое, на кого обратил там внимание, — это на двух очаровательных девочек-школьниц лет семи-восьми, в ярких китайских курточках, с ранцами за плечами, которые весело топали по лужам и, громко разговаривая между собой, ругались отборнейшим матом.
— А ты знаешь, — спрашивала одна из них, — что мне Юля сказала? Она сказала, что ту куклу с длинными волосами это я у нее спиз… ла. А я ей говорю: «Ты за базар отвечаешь, а?…»
Вечером, когда я, засидевшись за работой в гостинице, почувствовал, что проголодался, и спустился из номера в ресторан, выяснилось, что тот уже закрыт. Не зная, куда податься, чтобы перекусить, я обратился за советом к стоявшему у входа, вместо швейцара, милиционеру. Тот был в каске, бронежилете и с автоматом наперевес, что меня снова немало удивило — в Москве я уже давно такого не видывал.
А вот где я снова увидел вооруженного автоматом милиционера в точно таком же облачении, так это в Санкт-Петербурге, в конце 1999 года в ночном клубе «Сенат» на Сенатской площади. Теперь в этом здании заседают судьи Конституционного суда, а тогда «Сенат» был забит проститутками и местными бандитами в «адидасе».
В Питере в тот раз я оказался благодаря просьбе тамошнего скандального предпринимателя и авторитета Руслана Коляка. На Московском вокзале меня встретила его подруга — высокая невыспавшаяся девица модельной внешности, которая была мгновенно узнана моим соседом по купе — телеведущим Сергеем Шолоховым. И этим она чуть было не испортила мне всю мою игру с ним: на протяжении долгого ночного пути из Москвы в Питер я, стебаясь над Шолоховым, делал вид, что в упор не узнаю его. Я откровенно издевался над Питером и питерцами, над питерскими артистами и музыкантами, не стесняясь в выражениях. А Шолохов, влетевший в спальный вагон «Красной стрелы» натуральной звездой, в итоге достаточно быстро потух и, я бы сказал, сломался: стал вдруг оправдываться, говорить, что он сам живет теперь, дескать, на два города, купив квартиру в Москве…
Я видел, как он мучается, пытаясь понять, кто же перед ним. Бандит? Вряд ли. Чиновник? Не похоже. Бизнесмен? Может быть, но слишком категоричен. Творческий человек? Но почему тогда не узнает его?…
Он всю дорогу прикладывался к пол-литровой бутылке с виски, а я демонстративно пил только минеральную. Он пытался заводить разговор на личные темы, но я либо сразу умолкал, либо обходил эти темы стороной. В общем, признаюсь, повеселился я тогда от души.
И если бы девушка Коляка проговорилась на перроне о том, кого она встречает, то для Шолохова многое бы стало ясным, а мне этого не хотелось. К тому же мне пришлось бы в таком случае признаваться, что я его конечно же узнал, и что у нас с ним масса общих друзей, и я, пардон, пошутил, и все такое прочее. Но как бы тогда он сам выглядел со своими ночными косяками, то есть с открещиванием от родного города и земляков?…
В общем, я постарался поскорее распрощаться с почти москвичом Шолоховым и поехал на внедорожнике длинноногой модели в РУБОП, куда должны были привезти и Руслана. Через час я уже знал от нее не только как обстоят дела у Коляка, но и когда она с ним познакомилась, где работала, где живет, а также о том, что накануне у нее закончились критические дни…
Рубоповцы с «улицы разбитых фонарей» и местные коллеги встретили меня настороженно. Но я быстро их успокоил, сказав, что приехал в Питер только ради рифмы: обвиняемый Коляк, адвокат его Беляк. И это было сущей правдой: я не имел никакого желания вести дело Коляка, который донимал меня до этого целый месяц телефонными разговорами, прося совета, а потом сделал все ровно наоборот, почему и оказался за решеткой.
Но все это будет только через год.
А в 1998-м вооруженный до зубов милиционер в гостинице Ленинска-Кузнецкого подробно объяснил мне, куда идти по темным улицам этого городка, чтобы купить бутерброды и бутылку воды или пива, но… посоветовал не делать этого.
— Почему? — удивился я.
— Убьют, — спокойно ответил страж порядка и сел на стул у двери.
В общей сложности в Кемерово и в Ленинск-Кузнецкий мне пришлось ездить больше года — пока шло следствие и суд над Коняхиным.
Параллельно, в Москве, я занимался так называемым делом статистиков, защищая 64-летнего начальника Вычислительного центра Госкомстата России Бориса Саакяна. Там моя задача была более узкая — добиться освобождения его из-под стражи на период следствия и суда. Но об участии потом в самом суде я даже и думать не хотел, так как знал, что такой суд мог состояться еще очень-очень не скоро. Восемьдесят толстенных томов только одной лишь прослушки оперативного дела ФСБ «Скарабеи» (с чего дело статистиков, собственно, и началось) говорили о том, что следствие и суд будут там длиться годами. А планировать свою жизнь на такой длительный срок я не решался. И был прав, потому что за пять лет, пока в Москве следствие и суд занимались скарабеями-статистиками, я успел защитить Лимонова и Аксенова в Саратове, а также провести еще целый ряд крупных дел в разных городах страны. А Борис Саакян, отсидевший полгода в Лефортово, в начале 1999 года, как я ему и обещал, вышел на свободу под подписку о невыезде.
— Сибирь — козел! — сказал мне как-то раз один дрожащий от холода азербайджанец, жаривший шашлыки в придорожном кафе на заснеженной трассе Ленинск-Кузнецкий — Кемерово. По этой трассе я постоянно мотался туда и обратно, когда прилетал в Сибирь к Коняхину. Коняхин сидел в кемеровском СИЗО, а судили его в родном ему Ленинске-Кузнецком, и там же, в гостинице, проживал я.
В те времена закон был таков, что если избранного народом мэра города арестовали, то формально он все равно продолжал оставаться таковым вплоть до вынесения обвинительного приговора. Поэтому, даже сидя в тюрьме, Геннадий Коняхин для горожан был мэром, и с этим приходилось считаться абсолютно всем — от следователя до начальника тюрьмы, от начальника местного управления ФСБ до губернатора области.
То, что происходило с Коняхиным в период 1997–1998 годов, подробно описано в уже упомянутой мною ранее книге «Мэр Коняхин: покушение на систему», в которую вошла и статья Э. Лимонова. Но все это не было чем-то необычным. Это было совершенно типичное для 90-х годов противостояние сильного искреннего человека и всемогущей лицемерной власти — личности и системы, подавляющей эту личность. И тем оно интересно сейчас! К тому же «дело мэра Коняхина» было первым из таких дел в стране. В чем, собственно, и заключалась его уникальность.
В конце 1997 года «Известия» опубликовали большую статью журналиста Игоря Королькова под названием «Время «быков». Эта статья начиналась с тревожной фразы о том, что «российский криминалитет рвется к власти», а далее рассказывались всякие жуткие истории, замешанные на правде и полуправде, сплетнях и откровенной лжи, главным героем которых был недавно избранный мэр Ленинска-Кузнецкого Геннадий Коняхин.
Статья попала на глаза президенту Б. Ельцину, в тот период сильно болевшему и практически не покидавшему своей загородной резиденции. А в то утро, когда Ельцину положили на стол «Известия» со статьей Королькова, в приемной на его даче в Завидове уже были собраны многочисленные журналисты, и там же странным образом находился министр внутренних дел Анатолий Куликов. Как рояль в кустах. Те люди из ближайшего окружения больного президента, кто все это организовал, были плохими режиссерами-постановщиками, но отличными царедворцами.
И находившийся в тот день в столице по служебным делам Геннадий Коняхин вдруг увидел в дневных теленовостях репортаж, в котором разгневанный Борис Ельцин отчитывает своего министра и с рыком заявляет на всю страну: «Мэр-вор должен сидеть в тюрьме!»
Услышав и увидев все это по телевизору в номере гостиницы «Москва», Коняхин, по его признанию, чуть не заплакал от обиды и несправедливости.
Шесть месяцев назад тот же Борис Ельцин (которого Коняхин активно поддерживал на президентских выборах 1996 года и фактически обеспечил его победу у себя в городе) прислал ему поздравительную телеграмму по случаю избрания главой администрации Ленинска-Кузнецкого. Шесть месяцев он, Коняхин, работал без сна и отдыха, желая изменить к лучшему жизнь своих земляков, и вдруг такой финал. В том, что это финал, Геннадий уже не сомневался. И вскоре он и в самом деле был задержан сотрудниками московской милиции. В Кемерово мэр Коняхин прилетел уже в наручниках, и там ему предъявили обвинение сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса.
А первым документом его уголовного дела был некий меморандум, подписанный самим начальником УФСБ по Кемеровской области генерал-майором В. Пачгиным и адресованный прокурору области. Главный чекист Кузбасса, вместо того чтобы ловить диверсантов и шпионов, перечислял все преступления, которые, по его мнению (основанному на анализе известинской статьи), совершил мэр Коняхин. Среди них были и тяжкие.
И прокуратура потом именно эти статьи и предъявила Коняхину в качестве обвинения. Каким знатоком уголовного права и криминалистики оказался чекист. Правда, затем, спустя год, суд по всем этим статьям оправдал Коняхина и выпустил на свободу, признав его виновным лишь в самом незначительном из преступлений — в незаконном предпринимательстве (за которое любого обвиняемого никогда бы не подвергли и аресту).
Могло показаться, что мэр Коняхин выиграл. Но нет, это не так. На самом деле выиграл я — его адвокат, выиграли вместе со мной другие его защитники, но он сам все равно проиграл. Ведь Геннадий Коняхин оказался судимым, получил условный срок, а значит, в итоге все равно лишился своего поста руководителя администрации города. Чего и добивались те, кто заказал статью против него в «Известиях», кто организовал доставку этой грязной заказухи на стол президенту и озвучивание больным Ельциным того, что он озвучил. Не зря же через два года, перед своим уходом в отставку, Ельцин просил извинения у народа, — знал, понимал Борис Николаевич, что много наделал глупостей и сотворил зла…
Но что такого совершил мэр небольшого шахтерского городка Коняхин, чтобы о нем заговорил на всю страну президент? Чем он мог так возбудить против себя столь влиятельных особ, которые способны были даже использовать «втемную» (хочется в это верить) самого президента?
Всему причиной — уголь. Да, тот самый уголь, который добывался на шахтах Ленинска-Кузнецкого в огромных количествах и отправлялся по всей стране и за рубеж.
В те годы накопления первоначального капитала многих теперешних олигархов уголь играл в их бизнесе немаловажную роль. Такую же, как нефть, газ, алюминий и другие природные ресурсы. И все хотели нажиться за счет труда шахтеров. Причем «ленинский» уголь является лучшим по своим свойствам. И на один эшелон такого угля в те годы было до 80 посредников! А в результате из-за столь длинной цепочки платежей (или, чаще, неплатежей) шахтеры вовремя не получали своих денег, а шахты приходили в упадок. Их банкротили и скупали. Налоги от продажи угля не поступали в городской бюджет, а значит, не было средств у города содержать больницы, школы, детские сады, ремонтировать жилой фонд, не хватало средств на выплату зарплаты бюджетникам, включая милицию, увеличивалась безработица, росла преступность, падала рождаемость и повышалась смертность.
И вот Коняхин, став мэром, захотел исправить положение и наступил на хвост змее, которая оказалась драконом с несколькими головами.
С угольными посредниками были завязаны не только криминальные авторитеты или просто мелкие жулики и бандиты, но и руководители шахт, городские и областные чиновники, чиновники министерств и ведомств в Москве (ответственных за добычу, транспортировку и экспорт угля), причем чиновники самого высокого уровня! А еще — местные и областные сотрудники правоохранительных органов («оборотни в погонах»), которые наравне с бандитами «крышевали» часть шахт и посреднических фирм.
Справиться с таким драконом или с таким клубком змей Коняхину оказалось не под силу, а его угроза предать огласке то, что происходило вокруг, объединила против него всех. Они набросились на Коняхина со всех сторон, они мешали ему работать, двигаться вперед, они организовывали против него различные провокации, заказывали газетные статьи, припоминая ему «грехи молодости», делали все, чтобы поссорить его с губернатором области Аманом Тулеевым и с министрами в Москве. И даже местный криминальный авторитет Жидилев, по прозвищу Жид (разъезжавший по городу и области с автоматом АК-47 на заднем сиденье своего «мерседеса» и слывший полным беспредельщиком), оказался положительным героем их заказных публикаций. А в то же время Коняхин (еще до своего мэрства отказавшийся платить Жиду дань) был облит грязью, превращен в «преступника», «вора» и чуть ли не убийцу, закатывавшего в бетон людей.
На кону стояли огромные деньги. И чтобы их не потерять, эти господа готовы были заплатить сколько угодно журналистам, чиновникам, политикам и силовикам, лишь бы только убрать Коняхина.
И заплатили. И убрали.
Однако 5 февраля 1998 года в администрации города Ленинска-Кузнецкого появилось распоряжение мэра Коняхина, который к тому времени уже пятый месяц находился под стражей в СИЗО. В распоряжении говорилось следующее:
«… Город управляется лицами, не имеющими на то законного права. Прокуратурой города не опротестовано ни одного распоряжения, ни одного решения городского собрания, принятого в мое отсутствие и не подписанного мной… Власти всех уровней нарушают «Закон о местном самоуправлении Кемеровской области», тем самым попираются основные принципы Конституции и подрываются основы государственного управления. Такое дальше продолжаться не может…»
Учитывая все это, мэр Коняхин решил возложить руководство городом вновь на себя и обязал своих заместителей «выполнять обязанности по ранее принятому распределению», а все распоряжения, принятые в его отсутствие администрацией города и городским собранием, представить ему на подпись либо для ознакомления. Кроме того, Коняхин распорядился впредь все вопросы, связанные с финансированием, решать только после письменного с ним согласования, данное распоряжение опубликовать в средствах массовой информации, а его копию направить прокурору города…
Эффект от появления в администрации города этого документа был подобен взрыву!
Оспорить его ни прокуратура, ни кто-либо еще просто не могли. И тогда чекисты, милиционеры и прокуроры стали искать виновных в выносе этого документа из тюрьмы. Проводились бесконечные служебные проверки, опрашивали Коняхина, его сокамерников, работников СИЗО. В итоге определили сделать «стрелочником» во всей этой истории меня и только тогда успокоились. А я и не отрицал, что не только принимал участие в создании данного документа, но и являлся автором самой этой идеи. Более того, мне не было необходимости делать что-либо тайно, так как Коняхин официально (через администрацию СИЗО) направил рукописный текст распоряжения в мэрию, а его копию сам приказал вручить прокурору города.
Для чего все это было мною сделано? Не только для того, чтобы привлечь к мэру Коняхину дополнительное внимание (внимания со стороны общественности и СМИ к нему самому и его делу было предостаточно), но чтобы обезопасить самого Коняхина от все более усиливающегося на него давления со стороны следствия и фээсбэшников.
А те, постоянно запугивая Геннадия, высказывая угрозы в адрес его супруги или обещая ему «небольшой» срок лишения свободы, пытались добиться от него добровольного сложения полномочий мэра.
— Не делай этого, — со своей стороны уговаривал я его, — в противном случае от тебя отвернутся твои избиратели, которые любят и поддерживают тебя. К тебе потеряют интерес и журналисты. А сам ты окажешься в камере для обычных зэков, где совсем иные условия и порядки. И постарайся не демонстрировать публично свою любовь к жене и сыну, не показывать никому своих личных переживаний, не раскрывай чувств, не признавайся, что ты тоскуешь, что тебе плохо без них, и даже того, что ты, к примеру, захворал. Все твои признания, твою тоску и болезни следствие будет использовать против тебя — создаст тебе еще более невыносимые условия: лишит тебя свиданий, переписки, передач, медикаментов…
На моей стороне всегда была Ирина Коняхина, миловидная, хрупкая с виду, но мужественная, волевая женщина, которая сделала все возможное для его освобождения, — все, что могла сделать жена и друг.
И Коняхин все выдержал.
Все, что я ему советовал, он исполнял безупречно. Позднее, уже в суде, Геннадий просто выучил наизусть свои будущие показания, которые я ему написал. Написал с учетом показаний свидетелей. А это минимум десять страниц печатного текста! Тем самым Коняхин не позволил гособвинителям сбить себя с толку во время допроса.
Но до суда, за период длительного следствия, нам пришлось пережить еще много неприятностей и создать в ответ кучу неприятностей для следователей, прокуроров и местных чекистов.
Например, спустя некоторое время после издания скандального распоряжения мэра пришлось устроить еще одно шоу прямо у дверей кемеровской тюрьмы — в качестве ответной меры против «наездов» на Коняхина и на меня за это его распоряжение.
В одно прекрасное утро, солнечное и морозное, к СИЗО № 1 города Кемерово подъехали заведующая горфинотделом и один из заместителей мэра Ленинска-Кузнецкого с кипами бумаг в руках. Их сопровождала группа журналистов. Служащие мэрии стали требовать свидания с Коняхиным.
— Он должен подписать документы. Это крайне важно. Финансовые отчеты обязан проверить сам мэр. Без подписи мэра мы не имеем права выдавать зарплату людям. — наперебой объясняли они работникам СИЗО. У тех от всего этого (да еще под объективами видеокамер) глаза полезли на лоб.
Сотрудников СИЗО охватила паника, ведь с подобной ситуацией они никогда ранее не сталкивались.
Шоу продолжалось всего несколько минут, но этого вполне хватило, чтобы о «действующем мэре Коняхине» вновь заговорили все кругом, а чекисты, поняв, что их снова обыграли, хотя бы на время оставили нас в покое.
Год спустя мне передали слова заместителя начальника УФСБ по Кемеровской области: «В тот период Беляк все время нас опережал на один шаг. Мы вот-вот готовы были вывести его из дела, но он прилетал в Кемерово и всякий раз что-нибудь здесь устраивал совершенно новое, отчего нам приходилось отказываться от своих планов…» Согласитесь, такая оценка работы адвоката чего-то да стоит!
Но я и сам в деле Коняхина открыл для себя нечто новое — то, с чем раньше никогда не сталкивался.
Вначале Коняхин, можно сказать, совершенно случайно (от своего сокамерника — бывшего офицера правоохранительных органов) узнал, что один из его местных защитников — платный информатор, попавшийся когда-то с наркотиками. Потом, уже в ходе судебного процесса, выяснилось (городок-то маленький, все друг о друге почти все знают), что к другому его кемеровскому адвокату приезжали люди от Жида и предложили продолжить защищать Коняхина, но «без особой прыти» — чтобы тот сел, и желательно надолго. И адвокат якобы согласился на такое предложение, подкрепленное денежными знаками.
Узнав про это, я, если честно, не поверил ни единому слову наших информаторов. Но потом пришла новость с другой стороны — из самого суда: этот адвокат, оказывается, приходил к судье и просил его перенести слушание дела с октября на… вторую половину января следующего года. Мотивируя это все тем, что скоро, в ноябре, начнутся ноябрьские праздники, потом — Новый год и Рождество. А дело, дескать, большое и сложное, «длительные перерывы нежелательны»…
При этом его подзащитный находился, как известно, не под домашним арестом или под подпиской о невыезде, а сидел в многоместной камере Кемеровской тюрьмы. И с ним этот адвокат такую перспективу рассмотрения дела даже не обсуждал.
— Ну что, теперь убедился? — спросил меня Коняхин.
И все равно мне не хотелось верить, что мой коллега работает против нас.
— Вы подготовили текст показаний Коняхина по вашим эпизодам? — спросил я его, когда мы в очередной раз оказались вместе в СИЗО. Адвокат, при распределении обязанностей между нами, взял себе лишь два эпизода из общего списка обвинений, мотивируя это плохим самочувствием и загруженностью по другим делам.
— Нет, ну а какие проблемы? — беззаботно улыбаясь, ответил он. — Давайте сейчас вместе и напишем.
— Но ему же выступать послезавтра! — едва сдержался я. — А текста еще нет. К тому же сейчас мы хотели с Геннадием обсудить ту часть, что готовил я…
— Да ладно, чего вы? Все равно по этим эпизодам будет обвинительный приговор…
Коняхин молчал, но я видел, что он тоже на грани срыва.
Я его обнял, однако говорить ничего не стал. Теперь я вдруг начал опасаться утечки информации.
— Раз так, — произнес я, — то занимайтесь, чем хотите. А я поеду в Ленинск, отдохну. Текст по остальным эпизодам у тебя, Гена, есть, читай.
Почти 100 километров пути по трассе были преодолены с рекордной скоростью. В Ленинске я тут же засел за написание показаний Коняхина по тем эпизодам, которые ранее были доверены местному адвокату. Закончив работу поздно ночью, утром, чуть свет, я уже мчался обратно в Кемерово. И какая же радость была на лице Коняхина, когда он увидел меня с распечатанным на нескольких листах текстом.
— А я уж подумал, что все, мне конец, — сказал он, похлопывая меня по спине. — Ты так внезапно уехал…
— Я торопился, чтобы успеть написать. Теперь у тебя есть целый день, чтобы все это спокойно переварить и запомнить. Прокуроры начнут задавать вопросы, а ты снова повторяй то, что уже сказал…
А пока был суд да дело, прокуроры проводили одну проверку за другой на предприятиях Коняхина — в его магазинах и на рынке.
— Готовьтесь к новым судам, — предупреждали они Коняхина, но в этих предупреждениях звучала явная угроза.
— Вот, — часто жаловался мне Геннадий, — теперь они прицепились к моему рынку. Может, я зря назвал его «Коняхинский»? Лучше б я ту надпись не делал…
— Не зря, — успокаивал я его. — Это хорошо, что ты назвал рынок именно так, и надпись сделал тоже правильно. Пройдут годы, и кто знает, что от нас останется. А вот тебя еще долго люди будут помнить, как помнят в Москве купца Елисеева, приходя в его магазины…
И все-таки попытки кемеровских прокуроров отобрать у Коняхина его крытый рынок (огромное здание, первый этаж которого занимали мясные и продуктовые ряды, а на втором располагались магазины промтоваров и одежды, кафе и парикмахерская, ювелирный салон и ремонтные мастерские) никак не прекращались. Отчего я был вынужден попросить Владимира Жириновского устроить мне встречу с генеральным прокурором Юрием Скуратовым.
И такая встреча состоялась.
Скуратов принял нас у себя в кабинете на Большой Дмитровке. После обмена дежурными любезностями Владимир Вольфович рассказал о причине нашего визита и, представив меня, попросил, чтобы я изложил суть проблемы более подробно. Скуратов тут же вызвал своего заместителя Михаила Катышева.
Я кратко изложил ситуацию с коняхинским рынком. И когда рассказал, что Коняхин изначально приобрел «брежневский» долгострой (загаженный участок земли с четырьмя полуразрушенными стенами недостроенного дома быта), а уже потом, на собственные деньги, на его месте воздвиг огромный торгово-рыночный комплекс, Катышев попытался возразить. Он начал было говорить, что Коняхин такой-сякой разэтакий, что тюрьма по нему плачет и все такое прочее. В общем, я понял, что Михаил Борисович, как и обычный обыватель, пребывает в плену той самой лжи, что была распространена о Коняхине газетчиками.
Скуратов внимательно слушал наш с Катышевым диалог и старался не вмешиваться. Вольфович тоже.
— Ну о чем мы сейчас спорим? — сказал я под конец. — Давайте дождемся окончания суда. И если будет доказано, что Коняхин — вор, то тогда пусть ваши прокуроры и обращаются в гражданские и арбитражные суды. Но я прошу вас только об одном: остановите их сейчас. Не надо сейчас заниматься раскулачиванием. Или они хотят, чтобы люди в зипунах и с обрезами ушли в тайгу?…
Скуратов и Катышев дали соответствующие команды в Кемерово, и от Коняхина местные прокуроры на время отстали.
А в 1999 году я, неожиданно для себя, попал на празднование 50-летия Михаила Борисовича. Все это происходило прямо в его служебном кабинете, где собрались в основном коллеги и друзья юбиляра. И так получилось, что среди гостей я оказался единственным адвокатом. Как раз в тот момент между Михаилом Катышевым и Борисом Березовским в прессе разгорелся конфликт, который грозил перерасти в судебную тяжбу. И вот, выступая с тостом в честь юбиляра, я позволил себе пошутить:
— А назначьте меня генеральным адвокатом при генеральном прокуроре, и я вас защищу от нападок Березовского.
Все присутствующие встретили мое предложение веселым смехом. А зря. В любой шутке есть доля истины. В том же году, 6 апреля, Михаил Борисович подписал постановление об аресте трех олигархов — А. Смоленского, Б. Березовского и Н. Глушкова. 5 мая, приказом и. о. генерального прокурора Ю. Чайки, он был отстранен от ведения всех громких уголовных дел, а 7 июня следующего года освобожден от должности заместителя генерального прокурора.
— Я делал все, чтобы людя?м и детя?м жилось в нашем городе хорошо, — заявил Коняхин в своем последнем слове.
И я видел по лицам многочисленных зрителей в зале, что все они об этом знают, что это так и есть на самом деле. И когда я, обращаясь к судьям, спросил, хотят ли они, чтобы судьба их мэра, которого они помнят еще мальчишкой, решалась, в случае их ошибки, в Кемерове или в далекой Москве, один из них не удержался и отрицательно качнул головой.
На свободу Геннадий Коняхин вышел прямо в зале суда. И этому не помешала даже показанная в дни прений в программе «Человек и закон» очередная заказная фальшивка Пиманова. Судьи районного суда в далеком Ленинске-Кузнецком не смогли воспрепятствовать появлению ее в эфире. Они просто на нее наплевали.